Алексей Соколов - Терпение дьявола [litres]
«В Зоне, – говорил социолог, поправляя очки в тонкой золотой оправе, – идут те же самые процессы, что происходили и происходят на нашей планете до сих пор. Передел сфер влияния, экономические пертурбации, борьба за власть, научные изыскания и многое другое. Сейчас уже можно с уверенностью сказать, что Зона является новообразованным и стремящимся к суверенности государством. Но поскольку она моложе остальных стран и подвержена сильному влиянию с их стороны, то все социально-политические процессы в ней происходят гораздо быстрее. У нас эти процессы уже пришли к какому-то порядку и текут в цивилизованном русле, однако я уверен, что такими же они станут и там. Сегодня много говорят о том, что Зона – это мутанты, какие-то аномалии, ужас-ужас и так далее. Я, конечно, согласен, что в некоторой степени эти факты имеют место быть. Но они, и я особенно хотел бы подчеркнуть это, они – не более чем декорации. А уже на фоне этих декораций идет основное театральное действо – становление нового или, если хотите, деформация старого, привычного для нас человеческого общества. Да, на сегодняшний день Зона погрязла в криминале. На ее территории находятся вооруженные формирования, нелегальные исследовательские центры. Насколько мне известно, там даже возник сектантский религиозный культ. Я сейчас не буду говорить о лицах неопределенной сферы деятельности, которых принято называть сталкерами, – эти люди, ввиду своей необразованности и неорганизованности, не оказывают на расстановку сил в Зоне какого-либо заметного влияния…»
«Галстук надо бы ему потуже завязать, – лениво протянул при этих словах социолога сидевший возле барной стойки Профессор, который до ухода в Зону работал главным инженером на серьезном градообразующем предприятии. – И нос подровнять, чтоб пенсне не сваливалось».
«Ты, Тоша, как лицо неопределенной сферы деятельности, заткнись и не оказывай влияния, – ответил ему тогда Мякиш. – Дай нам с Сапсаном умного человека послушать».
«…А людям свойственно договариваться, искать дипломатические выходы из критических ситуаций, – продолжал вещать социолог. – Договариваться не только между собой, но и с матушкой нашей природой. Разве мог тот же неандерталец представить, что его заклятый враг волк через небольшой, по историческим меркам, промежуток времени станет его верным помощником? Нет, не мог. Но это произошло. Так же произойдет и с животными Зоны, которых мы сейчас считаем злобными демонами, а будем считать хорошими друзьями. И произойдет это, думаю, довольно скоро. Тем более что многие виды мутантов, как показывают исследования, произошли от домашних животных, то есть обладают генетической памятью… Но мы отвлеклись. Так вот, возвращаясь к теме человеческих взаимоотношений. Я уверен, что если Зона не деактивируется, то через два, три, максимум – пять лет она станет огромным и при этом самым передовым исследовательским центром на планете. Подчеркиваю – легальным центром, достижения которого будут работать на все человечество. И если сейчас девяносто процентов артефактов идет через черный рынок, через, не побоюсь этого слова, кровавые руки криминала, то к тому времени экономическая модель Зоны встанет на свежие рельсы своей внутренней политики. Она взойдет на одну доску с Ватиканом, Саудовской Аравией и Израилем. Как они являются религиозными оплотами, так и она явится оплотом научным. И равно этим трем странам будет экспортировать на весь мир свою главную ценность – знания. Главное – не мешать ее развитию. Мы все помним из физики, что любое тело стремится к покою. Логически экстраполируя этот закон на нематериальные понятия, можно сказать, что наш мир стремится к устойчивости и стабильности. С переменным, конечно, успехом, но стремится. У Зоны, как, повторюсь, уникального нового государства с гипертрофированным социально-политическим метаболизмом, есть все шансы достигнуть этой стабильности даже раньше нас. Как Давид победил Голиафа, так и разум победит хаос. А когда…»
В тот момент в Зоне взошла Серая радуга, и возникшие радиопомехи не дали досмотреть передачу. Зато сталкеры дали волю эмоциям. Социолог, имени которого никто не запомнил, даже представить не мог, какие гуманистически заманчивые предложения выносились на его долю.
Варианты, которые Сапсан смог разобрать в поднявшемся тогда гомоне, радикальными отличиями не выделялись – скормить социолога «сварке» или «ведьминому студню» предлагал, наверное, каждый второй. Благодарные зрители особенно оценили пожелание Худого отправить телевизионного умника приручать мараву и дрессировать политический метаболизм снарков.
Когда накал подогреваемой алкогольными градусами дискуссии поутих, Скряба, до той минуты флегматично вытиравший стаканы вафельным полотенцем, неожиданно спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
«А чего вы так завелись?»
«Да ты же слышал, какую хрень очконавт нес!» – выкрикнул кто-то из сидящих за столиком.
«Ну хрень не хрень, а кое в чем этот хлыщ прав. – Бармен отставил в сторону очередной надраенный стакан. – Про одомашнивание мутантов он, конечно, хватил, но про государство подметил отчасти верно. Каждый из вас считает вполне нормальным прийти в бар, купить снарягу, еду, информацию, посидеть в тепле, выпить, отдохнуть. Вы все знаете, что я сам в Зону не хожу, на пупе между аномалий не ползаю и зверье по оврагам не гоняю. Но при этом любой может у меня узнать, где в Зоне нынче пошукать стоит, а куда лучше не совать свой нос. Правильно?»
«Ты к чему клонишь-то, Скряба?» – спросил Терапевт, принимаясь за вторую порцию любимого им темного пива.
«К тому, душа моя, – ответил бармен, – что это называется умным словом „инфраструктура“. Вот возьмем „Сталкер-бит“. Три года назад, когда еще даже мутантов не было – Худой помнит, – никто и не думал, что по Зоне можно будет ходить с наладонником, совместно в живом режиме заполнять карты аномалий, заглядывать в общий архив, рассчитывать время переходов и, случись что, быстро оповещать своих. В сеть угроханы деньги, время, знания, нервы. И сейчас эта сеть воспринимается как само собой разумеющееся. Многие без наладонника за Периметр даже не сунутся. Это я для примера сказал, а можно много чего вспомнить, чего раньше не было. Все это вертится, и от этого верчения всем только лучше. Это и есть экономическая модель, одна из граней нашей внутренней политики. Никто не собирается отрицать, что я знаю, о чем говорю?»
Спорить с человеком, у которого все схвачено, оплачено и налажено, никто не собирался. Скряба пережил не один десяток бродяг, пережевал и выплюнул не одного конкурента. Его пухлые, но цепкие руки держали множество информационных нитей, а в голове хранилось огромное количество сведений разной степени ценности, накопленных за годы работы в баре. Собственно, сам бар с облезлой, но идеально чистой стойкой, кухней, подсобными помещениями и прочим был только верхушкой айсберга. Малой частью хорошо укрепленного торгового форпоста, выступающего в качестве связующего звена между миром Зоны и большим миром. Не будь его – многим из присутствующих пришлось бы самостоятельно решать огромное количество проблем. А их у сталкеров и так предостаточно. Кому, как не самим сталкерам, это знать.
Выждав немного, бармен продолжил излагать ход мыслей своим немного гнусавым голосом:
«Ну вот. Так что здесь очконавт прав. Не безоговорочно, не во всех деталях, но все же. Однако, – Скряба хитро прищурился, – есть в его теории дырка. Большая такая. И через эту дырку вся теория – фьюить – улетает в тартарары. Сказать или сами найдете?»
«Давай сам, чего тут гадать», – сказал Терапевт.
«Вашего брата он недооценивает. – Бармен поучительно поднял вверх указательный палец. – Сталкер – это не бомж вокзальный. Стал бы я со всяким отребьем дела вести. И не будь сталкеров, половины самых ценных артефактов не видать ученым, как своих ушей. Даже не знали бы, что такие водятся. Потому что за зарплату ни одна военная морда не сунется в те места, куда сталкер проскользнет от жадности, бедности или просто любопытства. Не будет никаких рельс без сталкеров. Так что не берите в голову, бродяги. Прав не прав – какая разница. Вы без него проживете, а он без вас. Делов-то».
«Ты, Толик, еще одно пропустил, – произнес Медведь. Только этому двухметровому гиганту-ветерану и его родному младшему брату Профессору бармен позволял называть себя по имени. – Зоне не нужна стабильность. В ней не работают законы, про которые тот очкарик задвигал. В ней вообще непонятно, что работает, потому что сегодня это есть, а завтра этого или нет, или это так изменилось, что не разберешь это оно или то. Зона живет войной. Мир в ней невозможен просто потому, что невозможен вообще. И если кончится война – кончится Зона».
«Согласен, Гриня. – Скряба кивнул и взглянул на висящее над баром широкое электронное табло, отображавшее сейсмограмму, уровень радиации и прочие сведения об обстановке в Зоне, передаваемые специальными датчиками. – Ну что, бродяги?! Времени у нас куры не клюют, так что всем по традиционной соточке за Серую радугу! От заведения. Сапсан, подставляй стопку!»
